Наклонился.
Чужое дыхание было очень тихим и неровным. Человек не спал.
Всё ещё с тревогой опираясь о землю, как спринтер на старте, коленом и ладонями, Глеб попробовал посмотреть в лицо незнакомца. Не удалось. Он привстал и одной рукой повернул человека за плечо к себе. Со слабым стоном тот перевалился на спину.
Ян.
Лицо младшего Усманцева было залито густой тёмной кровью.
Ничем иным…
Запах свежей крови капитан Глеб знал, к сожалению, очень хорошо.
– Ян! Ян! Ты меня слышишь?! Скажи что-нибудь! Слышишь меня…?
Уже без всякой настороженности Глеб начал подробно осматривать парня.
Голова Яна была разбита. На каждое прикосновение к его лицу, к шее, к ложбинками за ушами он отвечал коротким хриплым стоном.
Капитан Глеб стянул с себя майку и, скомкав, бережно подложил её Яну под затылок.
– Терпи, браток…. Теперь тебе только терпеть и остаётся. Сейчас я всё придумаю как надо, только ты подожди немного, лады?
Он так бы и не заметил ничего в невысокой ночной траве, но очень уж правильное светлое пятнышко рядом с тропинкой привлекло внимание Глеба.
Короткая сосновая палка.
Не случайный сухой сук, который упал из кроны придорожного дерева вниз, дождавшись своего пожилого времени или сурового порыва ветра.
Прямая, около метра в длину, толщиной, примерно, как небольшая бутылка пива. Торцы, оба, на ощупь, опилены мелкой ножовкой, но сама палка не ошкурена, в свежей, молодой коре. Каждый из сучков на боках зачищен одним уверенным ударом топора.
«Знакомая какая-то палочка….».
И опять кровь.
Привычка опытного грибника – обнаружив что-то стоящее, не бежать от добычи, не вскакивать азартно, теряя глазом случайные ориентиры, а методично, вкруговую, осмотреться по низам, проверить первым делом небольшую территорию рядом со счастливой находкой.
«И это правильно…».
Ян – дубинка – две смятые бумажные салфетки.
И они в крови. Кто-то вытер руки после того, как швырнул в сторону страшное оружие.
Опять опустившись на колено, Глеб аккуратно, каждую за уголок, поднял гигиенические бумажки и, тоже медленно, вывернув сначала наружу задний карман своих камуфляжных брюк, опустил туда неприятные салфетки и застегнул тугую пуговицу на кармане. Чего не делал никогда раньше.
Поднял за середину дубинку.
Когда Ян ещё раз простонал, не пошевелившись, Глеб просто не успел внимательно наклониться к нему.
Страх и ожидание чужой смерти всегда делает человека безрассудней, чем собственные страдания.
Хруст песка под быстрыми ногами капитан Глеб Никитин услышал слишком поздно.
– Получай!
Пинок под рёбра получился отменным.
Темнота не дала удару быть предельно точным, и он только отшвырнул капитана Глеба в сторону, пронзив его тело страшной болью. Оставаться рядом с Яном, таким же, как и он, бесчувственным и окровавленным, не хотелось. Голова была пока цела и соображала прилично.
Поднимаясь на ноги, Глеб вставал нарочно медленно, пряча тело, насколько это было возможным пока, за тонкой сосной.
– Это т-ты?!
Голос человека, который только что со страшной силой ударил его, казался растерянным.
– Как видишь…
– Ну, и зачем ты так…
– А где бельгиец?!
– Тебе сейчас нужен именно он?
Разговоры пора было прекращать.
Глеб Никитин сполна воспользовался коротким замешательством противника, несколько раз глубоко вздохнул, коротко качнулся из стороны в сторону. Всё, вроде, в нём было цело.
И всё же первый удар в лицо Костяну ему не удался.
Блеснуло в мокрой темноте лезвие короткого ножа.
Рыбный старшина был, очевидно, на нерве ещё задолго до их встречи, поэтому одной рукой легко перехватил кулак Глеба, а ножом, зажатым в своей левой, резко ткнул его в плечо.
– Ну вот, ваше высочество, ты и допрыгался!
Опять было больно и ещё, на этот раз, чрезвычайно обидно.
Рука действовала, только тёплая кровь противно размазывалась по коже и хлюпала на сгибе локтя.
«Не совсем, малыш, нет, не всё ещё со мной кончено….».
По-бойцовски отскочив друг от друга, они стояли на тропинке по обе стороны от лежащего Яна. Дыхания каждого доносились и до Глеба, и до Костяна, но следующие движения соперника в темноте им было трудно угадать.
Одной рукой капитан Глеб незаметно расстегнул свой ремень, мелкими скользящими рывками вытащил его из тесных шлевок. Совсем как в юности, по-курсантски, коротким движением намотал грубую плетёную полосу на кулак, оставив полметра ремня с тяжёлой бляхой качаться на свободе.
Рыбак шагнул навстречу первым. Движение у него было то же самое – ударить противника ногой в живот.
На этот раз Глеб Никитин был готов гораздо лучше.
Свистнула в темноте кованая пряжка его походного ремня и Костян Серяков, ойкнув и внезапно охромев, упал перед ним на колени.
– Это тебе за пустые угрозы.
Теперь уже выбирал не Глеб.
Костян тоже не хотел умирать в тёмном осеннем лесу. Он зарычал от боли и снова, припадая на рассечённую ногу и выставив перед собой нож, бросился вперёд.
Ещё раз Глеб точно и сильно взмахнул ремнём. Противник заорал, прижимая к груди повисшую, с растопыренными пальцами, руку. Его нож выпал вниз, на одежду Яна.
– За тухлую рыбу. Мне было невкусно.
Глеб прыгнул и ударил Костяна ногой в бедро.
Пытаясь удержаться, тот судорожно сделал два шага назад, ухватился за тонкие и скользкие ветки бузины, но это ему не очень помогло. Костян рухнул на землю.
Бить руками и ногами лежачего – неприлично, но наказывать урода даже в такой позе – полезно, прежде всего, для него самого.
А ещё Глеб очень хотел его убить.
Удары смертельного ремня сыпались на голову, на плечи, на пальцы скулящего Костяна, который всё-таки пытался защищаться.
– Это ты получаешь за глупую стрельбу в завале. Держи!
– Это – за подставу маленького Бориски с патронами!
При каждом шмякающем звуке Костик уже только повизгивал, извиваясь и безнадёжно стремясь куда-нибудь спрятаться. Мокрая кожа его штанов по-змеиному неприятно поблескивала…
Понимая, что пора уже остановиться, капитан Глеб Никитин приготовил свой самый жестокий удар и размахнулся со всего плеча.
– А это тебе, сволочь, за Никифорыча!
Отняв руки от лица, Костян из последних сил заорал, кривя окровавленный рот.
– Это не я! Я его не убивал! Честно, не убивал!
– Вот теперь можно спокойно побеседовать.
Чувствуя, что и сам ослаб предостаточно, Глеб навалился на Костяна всем телом и придушил того кривой сосновой веткой.
– Говори. Что тебе сделал боцман? За что ты его?! За что проломил голову Яну?
Рыбак Костик хрипел, таращил глаза и очень хотел освободиться.
Глеб слегка разжал хватку.
– Яна… же не… я. Боц…, боц-мана тоже не… я.
Кашель, сопли и слёзы душили кожаного парня.
– Это же ты…., сам…, Яна здесь грохнул! Ты же его дубиной сам здесь добивал! Я всё видел!
Глеб встал, выпрямился.
«А ведь, действительно, этот хвостатый за мной сюда прибежал, с развилки, не мог же он так быстро от Яна умчаться и снова вернуться… Я бы его точно тогда заметил…. И в кустах ему незачем было прятаться посреди ночного леса – меня он тоже не мог слышать….».
– Тогда почему ты здесь?!
– Мне Тиади…, он мне сказал…, чтобы я, чтобы… Он же встречу назначил мне здесь! Сказал, чтобы я его обязательно здесь дождался! Он денег мне сегодня должен был дать.… За всё, как договаривались…
– Какие деньги?
Почувствовав, что сегодня обязательно останется в живых, Костян привстал, сел прямо на песчаную тропинку и принялся подолом рубахи вытирать лицо.
– Он ещё в самом начале, на второй, кажется, день, когда вы с ним погавкались, обещал мне заплатить, если я тебя напугаю, и ты уберёшься с маршрута. Мешался ты чего-то ему, не разрешал никуда ездить…
– Ты стрелял в меня в лесу?
– Да-а. Поверху…
– Капкан твой тогда был?
– Мой.
На это раз голос Костика прозвучал глуше – он пальцами доставал изо рта осколки зубов.
– А котёнка-то зачем?!
– С кошкой это Тиади всё придумал, сам её и прирезал в посёлке на огородах. Потом мне отдал.
Глеб Никитин тоже присел, наклонившись к самому лицу рыбного старшины.
– Колеса бельгийцу ты днём пропорол?
– Не-ет! Что ты! Я сегодня точно из дома никуда не вылезал! Честно! Говорю же – ждал звонка от него про встречу, а позвонил он мне только что, минут сорок назад! Вот я и прибежал, а тут ты…
«Вот так умненький Тиади по какой-то причине захотел подставить Костяна. Назначил ему встречу именно у того места, где планировал немного подраться с маленьким разозлённым Яником. Зачем? И почему?».
– Знаешь, мне тут как-то по старой дружбе Тиади сказал, что ты при всех грозился убить Яна из-за своей сестры. Это правда?
